Ив Танги (Tanguy, Yves) (1900–1955), французский художник, представитель сюрреализма.

Вы когда-нибудь брались за дело, которому никогда не учились? И не просто брались, но и добивались в нем небывалых успехов? Именно так произошло с Ивом Танги, который впервые взялся за кисть аж в 23 года, впоследствии став признанным художником-сюрреалистом.

Ив Танги родился в Париже в семье отставного офицера военного флота. Значительную часть детства он провел на побережье Северного моря в Бретани: пустынные береговые ландшафты этого края, впечатления, связанные с морем, оказали огромное влияние на его творчество – в своих работах он часто использовал формы амеб, морских и земноводных животных, плавные линии и очертания дыма и облаков, пульсаций в воде и дрожащий свет.

Сначала Ив собирался пойти по стопам отца – стал моряком торгового флота, позже загремел в армию (где познакомился с поэтом Жаком Преве), но не сложилось. В 1918–1920 Ив Танги плавал матросом на торговых суднах, затем служил в армии – в Люневилле (Лотарингия; там он сдружился с поэтом Ж.Превером) и в африканском корпусе в Тунисе. Вернувшись в Париж (1922), вел рассеянный образ жизни, перебиваясь случайными заработками.

Вернувшись в Париж, Танги брался за разные работы, не зная, чем конкретно он хочет заниматься в жизни. Так он, наворное, и болтался бы по жизни, если бы однажды не увидел в витрине магазина полотно прото-сюрреалиста Джорджо де Кирико – Ив выпрыгнул из движущегося автобуса, чтобы лучше рассмотреть это творение. В тот день он решил стать художником, хотя никогда до этого не обучался живописи – смелости парню не занимать! (1923).

Будучи самоучкой, сперва просто рисовал в кафе – в манере, близкой романтическому экспрессионизму парижской школы.

Уже в 1924 году армейский знакомый Жак Преве ввел его в круг сюрреалистов, где он стал стремительно развиваться как художник, и в 1927 году состоялась его первая выставка. Андре Бретону так нравились работы Танги, что он подписал с ним контракт на двенадцать картин, из которых Танги закончил только восемь.

В 1925 Танги примкнул к движению сюрреалистов, активно участвуя во всех их выставках. Создавал дадаистские коллажи и «автоматические» рисунки, стремясь выразить импульсивный поток сознания.

К концу 1920-х годов нашел свою коронную тему – причудливый пейзаж-«галлюцинацию» с зыбкими пространствами моря или пустыни, заполненными предметной фантастикой биоморфно-геологического рода. Круг этих мотивов окончательно закрепился после путешествия художника по Северной Африке (1930).

В 1930-х годах Ив полностью погрузился в богемную жизнь, полную удовольствий, что привело к краху его первого брака (он женился в 1927), но подарило ему новую любовь, которую он сохранит до конца жизни.

В колорите картин достаточно мелкие, динамичные и контрастные цветовые пятна (Шторм, 1926, Музей искусств, Филадельфия) сменились со временем более плавной манерой письма (Дворец высокого мыса, 1930, Музей Пегги Гуггенхейм, Венеция; Медлительный день, 1937, Национальный музей современного искусства, Париж; Мебель времени, 1939, Музей современного искусства, Нью-Йорк).

Приехав незадолго до начала Первой мировой войны в Нью-Йорк, в 1938 году Танги посетил выставку, на которой познакомился с работами американской художницы и поэтессы Кей Сейдж. Сразу после этого они начали встречаться и, в последствии, поженились.

В 1942 обосновался в Уотербери (шт. Коннектикут). Добившись значительного коммерческого успеха при поддержке галереи Матисса, по-прежнему писал свои пейзажи-видения – обычно в сдержанных серовато-голубых гаммах, но с вкраплением тревожных красочных диссонансов (Дворец на оконных скалах, 1942, Национальный музей современного искусства, Париж; Умножение радуг, 1954, Музей современного искусства, Нью-Йорк).

При сравнении картины Кей Сейдж «Завтра Никогда» с ее заключенными в леса фигурами, возвышающимися в тумане, и «Размножение арок» Танги с множеством непонятных, похожих на камушки, элементов, рассыпанными большими скоплениями, сразу становится понятным, что эти две вселенные чужды не только нам, но и друг другу.

Когда Танги рисовал, он полностью погружался в картину, над которой работал. Впрочем, это можно объяснить тем, что студия художника была очень маленькой, и в ней помещалось только одно полотно.

Как утверждал сам Ив Танги: «Картина развивается на моих глазах, раскрывая свои секреты в процессе работы над ней. Именно это дает мне ощущение полной свободы, поэтому я не никогда не планирую наперед, что буду рисовать».

Уникальный стиль не репрезентативного сюрреализма Ива Танги легко узнаваем. Коронная тема Танги – пейзаж-галлюцинация: на полотнах художника изображены абстрактные пейзажи с использованием ограниченного количества цветов, иногда с вкраплением тревожных красочных диссонансов. Как правило, это враждебные пейзажи, населенные различными абстрактными формами, иногда угловатыми и острыми как осколки стекла, иногда органические по виду, похожие на огромные амебы, превращенные в камень.

Мама, папа ранен! 1927 . Масло на холсте. 92.1 x 73 cm. Музей современного искусства, Нью-Йорк, NY, США.

Выдающаяся работа Ива Танги. Название этого полотна эмоционально, а  мотивом для его создания, согласно мнению исскуствоведа Джеймса Тралла Соби, послужила история психической болезни: «Непостижимый фаллический объект справа, возможно, представляет отца, испускающего, подобно некоторым раненым морским тварям, серое облако; мать представляется зеленой фигурой, и в центре подвижный младенец – в образе фасолевого объекта».

Игорь Шестков (их книги "Солнце в футляре")

Часто художники хотят послать реальный мир куда подальше. Тогда они создают для себя новую реальность - словесную, живописную, музыкальную... Со своей логикой, геометрией, временем, небом, светом... Создателем одного из таких альтернативных миров был француз, самоучка-сюрреалист Ив Танги. Начиная с конца двадцатых годов и до смерти, Танги развивал и усложнял от картины к картине свою искусственную реальность.

Темно-серый океан, поверхность которого зритель наблюдает как бы с высокого берега, переходит на невидимом горизонте в белесый светящийся туман. Над ним висят волнистые облака, еще выше - синеватое небо с розово-желтыми разводами. Солнце или какое-то другое светило светит откуда-то сзади и справа.

На поверхности океана стоят биоморфные пространственные тела - два жирафчика, половинка мячика с хвостиком, косточки, туфелька, несколько нитевидных конструкций. Желтая башня выпустила из себя длинные ростки-стебли. Предметы в мире Танги похожи на отшлифованные морем разноцветные камешки или на ворсистые кактусы.

Медленно колеблется океан, сияет туман, переливаются мягкими тонами странные биологические конструкции... Спокойно. Безлюдно. Красиво и почти не страшно.

В мире, изображенном на картине Танги "Солнце в футляре" (1937), интересно, туда хочется войти или вплыть, а еще лучше - влететь и долго не вылетать. Покататься на жирафчиках. Пнуть ногой мячик. Дернуть за хвостик. Бросить биту в собранные вместе косточки. Примерить туфельку. Подергать за нити, посидеть на желтой башне, поглядывая в даль, где то ли висит, то ли плывет айсберг или баржа или маленький сюрреалистический кит.

Мир Танги чудесно нейтрален, равнодушен, отрешен. Не агрессивен. Что не всегда можно сказать о мирах других сюрреалистов...

Пространственный парадокс этой картины состоит в слиянии неба и земли. Геометрическая точность, академическая техника и внимание к деталям, придающее формам устойчивость, только усиливают поэтическое своеобразие мира Танги.

... Танги взрослел, старел. А его искусственный мир развивался. Башни обтянулись оболочками, появились экраны, стержни, дупла, обелиски, спруты, города, северные сиянья, волосяные стены, колонны, кристаллы... Океан или живая почва зыбкой планеты превращался в песчаные дюны, в плато из затвердевшего света, в полиэтиленовые поверхности... Башни росли, остроугольные формы заменяли закругленные, биоформы касались и оплетали друг друга. Появились конструкции, напоминающие скалы или бумажные листки, парящие в воздухе.

Иногда открывались странные глаза, похожие по сюрреалистической традиции на яичные желтки (в отличие от желтков Дали, глазуньи Танги рвотного инстинкта не вызывают).

Танги работал над чем-то вроде универсального ландшафа, внутри которого могут вырастать и существовать различные объекты. Драматические события первой половины 20-о века оставили в этом мире мрачноватый след, хорошо заметный на ранних, не оригинальных работах мастера. Экзистенциальный покой средних и поздних работ Танги ничем не нарушается. Огненная колесница истории катится мимо, не опаляя художника.

Прилив света и покоя. Рай для мизантропа-отшельника. Или для искателя пластмассового жемчуга.

Сад отдыха и полета. Планета не для людей...

Запустил бывший моряк на орбиту свою странную планету. Вращается она вокруг наших мозгов... Прекрасная безлюдная планета живых камней...

Текст опубликован в журнале "Мосты", 23, 2009, Франкфурт на Майне.

После начала Второй мировой войны Танги и Сейдж переехали на родину художницы, где купили старую ферму в Коннектикуте и прожили там до конца своих дней.

«Воображаемые цифры», 1954

Это последняя картина, написанная Танги. Она представляет собой типичный пример его позднего творчества с геоморфными формами, похожими на отполированную гальку, из которых вырастают насыпи и стены. Эта работа все также сохраняет видимость пустынного пейзажа, но теперь этот пейзаж напоминает каменное кладбище, погруженное в воду.

Анри Мишо – Пустота

Дует чудовищный ветер..
В груди у меня небольшая дыра,
Но чудовищный ветер в ней дует.
В дыре этой ненависть, ужас, бессилье
И снова бессилье, а ветер всесилен,
Могуч он, как вихри,
Ломает он иглы стальные,
И это всегда только ветер,
Всегда пустота. И когда исчезает она,
Я растерян, я полон тоски.
Как звучало бы слово Христа,
Если б был он таким же, как я?
Дрожь в душе моей держит всегда наготове свой холод.
И все пожирает, и все отрицает моя пустота,
Все в ней глухо и немо —
Молчание звезд.
Дыра в груди моей глубока, и формы она не имеет.

Умер Ив Танги в Уотербери 15 января 1955. Его тело кремировали и оставили на хранение до смерти Кей Сейдж.

В этом же году прошел грандиозный ретроспективный показ его картин в Нью-Йорке.

Кей так и не смогла прийти в себя после смерти любимого – рисовала все меньше, писала очень печальные стихи, и, в конце концов, ее вторая попытка самоубийства оказалась успешной. Тогда друг семьи Пьер Матисс отвез их пепел в Бретань и развеял над морем, которое они так любили…