-  Альбер Лавиньяк (1846-1916)

Можно сказать, что самым незадачливым инструментом современного оркестра был долгое время, несомненно, альт. С давних пор альт использовался в струнном квартете и симфоническом оркестре для заполнения средних, мелодически «нейтральных» голосов в общей звуковой гармонии и потому удерживался обычно на уровне наименее развитого инструмента. Причиной такого странного явления послужило то обстоятельство, что с одной стороны — сами композиторы не стремились к развитию средних голосов, а с другой,— они в упор не хотели замечать тех природных качеств альта, какими он обладал.

Даже Бетховен, который много сделал для раскрытия оркестровых возможностей отдельных инструментов и хорошо развил средства их художественной выразительности, в своих квартетах, удерживал альт на уровне соподчинённого голоса. Естественно, что такое отношение композитором к альту, как равноправному сочлену симфонического оркестра, породило отнюдь не менее безразличное отношение к нему и со стороны самих музыкантов. Игре на альте никто не хотел учиться, считая этот инструмент обездоленным, и в оркестре альтистами становились те неудачливые и в достаточной мере бездарные скрипачи, которые не могли даже преодолеть партию вторых скрипок. Словом, на альтистов смотрели как на скрипачей-неудачников, решительно неспособных преодолеть свои и без того уже простые партии, а самый инструмент в глазах просвещённых музыкантов не пользовался никаким уважением. Есть такой анекдот:

Зададимся вопросом, было ли столь пренебрежительное отношение к альту заслужено им? Конечно же, нет. Этот инструмент обладает настолько богатыми возможностями, которые в нём заложенными, что нужен был только один смелый и решительный шаг, инструмент вышел из охватившего его искусственного оцепенения. И самым первым таким необычным шагом в данном направлении был дерзкий опыт Этьена Мэюля (1763—1817), который написал целую оперу «Uthal» без первых и вторых скрипок и поручил альтам исполнить основную и наиболее высокую партию струнных.

А спустя двадцать восемь лет, в 1834 году, Эктор Бэрлиоз, бывший страстным поклонником альта и его большим ценителем, написал большую симфонию «Гарольд в Италии», где поручил альту главную партию. По преданию: Бэрлиоз, восхищённый игрой Паганини, предназначал это выдающееся solo именно для него, но самому Паганини так и не удалось сыграть его в концерте. Впервые его сыграл в «Концертах Падёлю» Эрнэсто-Камилло Сивори (1815— 1894), а в «Концертах Консерватории»—Жозэф-Лямбэр Массар (1811—1892).

Альт занимает промежуточное место между скрипкой и виолончелью, но он ближе примыкает к скрипке, чем к виолончели. Поэтому ошибаются те, кто думает, что альт по характеру своего звучания больше походит на виолончель потому, что строится октавой выше виолончели. Альт по своему устройству, настройке струн и приёмам игры прилежит, конечно, к скрипке больше, чем к какому-либо иному смычковому инструменту. Альт немногим больше скрипки, держится во время игры точно так же, и его четыре струны, расположенные чистой квинтой ниже скрипичных, имеют с ними три общих струны, совершенно тождественно с ними звучащих. Почему-то, в обиходе установилось мнение, что альт звучит немного гнусаво и чуть тускло. Если альт действительно является подобием скрипки, то откуда же он приобрёл те «качества», которыми скрипка отнюдь не располагала?

Дело в том, что настоящий альт, созданный в правильных и соответствующих точным расчётам величинах, в те времена не был применен в оркестре только потому, что оказался бы совершенно недоступным инструментом для тех «неудавшихся» скрипачей, которым в силу необходимости ещё в недавнем прошлом приходилось менять свою скрипку на альт. Поэтому вполне естественно, что все эти «скрипачи», будучи изгнанными из вторых скрипок, не собирались тратить свое время и силы на глубокое овладение новым и достаточно сложным инструментом, а предпочитали вообще «кое-как» выполнять свои обязанности, лишь бы не вдаваться в подробности дела. Благодаря создавшимся обстоятельствам, скрипичные мастера очень быстро приспособились к «новым обстоятельствам» и решили по собственному желанию уменьшить размеры альта настолько, насколько потребовала малопригодная для альта рука «неудавшегося скрипача». Отсюда и возник разнобой в размерах инструмента, которых до самого последнего времени существовало чуть ли не семь разновидностей. Так и произошло, что скрипичные мастера довольно просто решили задачу, но и также просто «испортили» инструмент, лишив его тех, свойственных ему качеств, которыми уже не мог распологать ни один альт-недомерок.

При этом, переделанный таким образом инструмент, приобрёл новые качества, которых не было у подлинного альта. Эти новоприобретенные качества очень сильно приглянулись музыкантам, которые не хотели слышать о настойчивых попытках возродить настоящий размер альта. Это несогласие возникло только потому, что альт-недомерок давал возможность пользоваться им всем скрипачам, которых превратности судьбы превратили в альтистов и перемена инструмента не влекла за собою никаких последствий для исполнителя, а тем более, что звучность альта-недомерка приобрела столь характерную «гнусавость», приглушенность и суровость, что с нею уже не захотели расстаться ни композиторы, ни сами музыканты. Насколько эти настроения оказались прочными, можно судить хотя бы по одному тому, что Парижская Консерватория не только приняла в своих классах альт-недомерок, но даже признала, что средний из семи разновидностей, о которых было уже сказано, является вообще лучшим инструментом. Справедливость требует признать, что альт-недомерок неизменно продолжает действовать в качестве «обязательного альта» в руках скрипачей, изучающих его в порядке расширения своего музыкально-исполнительского кругозора. Что же касается «подлинного альта», то им пользуются только те альтисты, которые посвящают себя этому инструменту вполне, как своей прямой и единственной «профессии». Именно в этом смысле «класс альта», как самостоятельного инструмента существует в русских консерваториях с 1920 года, способствуя тем самым большой приверженности молодых музыкантов этому удивительному голосу современного оркестра.

Но это не удовлетворяло истинных ценителей искусства игры на альте. И уже в первой половине XIX столетия, скрипичный мастер из Франции Жан-Батист Вильом (1798—1875)—создал, новый вид альта, который обладал необыкновенно сильным и полным тоном. Он дал ему имя contralto, но не встретив должного признания, передал свой инструмент в музей. Такая неудача не очень огорчила рьяных защитников подлинного альта. Более повезла немцу Хэрману Риттэру (1849 —1926), который восстановил правильные размеры альта и назвал его viola alta — «альтовая виола». Этот инструмент, подобно контральту созданному Вильомом, звучит полно, сочно и без всякого призвука. Именно эта разновидность альта вошла во всеобщее употребление, и особенность этой модификации заключается в том, что учащийся играть на этом инструменте, должен обладать достаточно большой и сильной рукой и посвящая себя альту, он не должен сожалеть о скрипке, которая оказалась для него почему-либо недосягаемой.

Доподлинно известно, что такие великие скрипачи, как Паганини, Сивори, Вьётан (1820—1881) и Аляр (1815—1888) очень любили исполнять партию альта в квартетах и совершенно не стыдились этого. Более того, Вьётан был обладателем чудесного альта работы Паоло Маджини (1581—1628) и довольно часто выступал на нём в своих концертах. Одна из хроник рассказывает, что старый учитель Паганини, скрипач Алэсандро Ролля (1757—1841) с огромным искусством владел альтом и это неизменно приводило в восхищение его слушателей. В оркестре альт давно уже занял свое заслуженное место, хотя продолжал не раз подвергаться ущемлению. Если во времёна «зарождения оркестра» альт выполнял очень скромные обязанности и был довольно незаметен, то в полифонической музыке Баха и Генделя альт был уравнен в правах со второй скрипкой, исполняя обязанности вполне с ней равноценные. К середине XVIII столетия, под влиянием композиторов «неаполитанской школы», значение альта в оркестре постепенно падает и он переходит на поддержку средних голосов, в основном исполняемых вторыми скрипками. При таких обстоятельствах альт часто оказывается «не у дел» и композиторы всё чаще и чаще поручают ему усиление басового голоса. Одно время, авторы давали себе труд указывать действительные обязанности альта словами viola col basso, а иной раз полагались «на обычай», считая, что действия альта уже подразумеваются сами собою. В этом последнем случае альт всегда удваивал виолончель и нижний голос оказывался звучащим сразу в трёх октавах. Такие случаи в изложении альтов можно встретить не только у Глюка, но и у Гайдна и даже у Моцарта. У некоторых русских композиторов, как например у Глинки и Чайковского, можно найти образцы ведения альтов совместно с контрабасами в качестве самого низкого голоса гармонии, изложенного в октаву. Но такое применение альтов вызывалось стремленьем отделить виолончели для проведения ими какого-нибудь ответственного solo, а вовсе не желаньем «приткнуть» альты, которые на какое-то мгновенье могли бы оказаться не занятыми. В таком случае альты с честью выполняли обязанности нижнего голоса, но из-за большой разницы в звучании с контрабасом чаще всего довольствовались лишь несколькими тактами.

Одним из первых произведений, в котором мы встречаем сольную партию альта, был написанный в 1779 году «Симфонический концерт»Моцарта, в котором композитор рассматривал альт и скрипку как равноправных партнеров. Начиная с Бетховена альт приобрёл в оркестре то значение, которое он, собственно, должен был занимать по праву. С той поры, партия альтов часто делилась на два голоса, что давало возможность пользоваться и подлинным многоголосием.

С этого времени сложность и заполненность альтовых партий в оркестре непрерывно возрастала и сейчас «техника» альта стоит на одном уровне со всеми прочими инструментами оркестра. Альтам нередко стали поручать достаточно ответственные партии-solo, которые они исполняют с поразительной проникновенностью. Иной раз, партия альта исполняется одним инструментом, — тогда остальные альты его сопровождают. Иной раз, всё содружество альтов исполняет порученный им мелодический узор и тогда они звучат поразительно красиво. Иной раз, наконец, альтам поручают ведение «средних голосов», изложенных многоголосно. Мягкость и задушевность альта нередко усиливается применением сурдины, которая, приглушая немного звучность инструмента, придаёт ему много прелести и подлинного обаяния.

Особенно хорошо альт сочетается ее своими ближайшими соседями по струнному оркестру. Иногда альты присоединяются к виолончелям и тогда звучность такого сочетания приобретает необычайную выразительность. Именно таким приёмом Чайковский воспользовался дважды, когда поручил объединению этих инструментов исполнение многоголосного церковного песнопения в самом начале увертюры 1812 год и, наоборот,— заупокойного пения монахинь в начале пятой картины Пиковой дамы, где сквозь звуки зимней непогоды Герману мерещится погребальное шествие. Но совершенно невероятной, гнетущей, сверлящей и леденящей кровь звучности альтов достигает этот композитор, когда поручает альтам однообразный, невыносимый своей упрямой настойчивостью узор первых страниц четвёртой картины той же оперы. Таинственного ужаса преисполнена звучность разделённых струнных с сурдиной, которым Чайковский поручает музыку «Комнаты графини».

Однако, на долю альта не всегда выпадают столь «мрачные» задачи. Напротив, альты звучат очень прозрачно, когда они призваны выполнять обязанности низких голосов гармонии, при безмолвствующих виолончелях и контрабасах. Какой удивительной свежестью проникнуто восхитительное «Вступление» к балету Щелкунчик, где альтам поручена вся основная линия басов.